Гроза ада (БЕСсильный чемпион) [Компиляция 1-7] - Григорий Володин

- В̒͒͝ ѓ͠͠о͌̈́͠с̽͠͝т̓͌͛и̐̒͆ к̒̐͝ м́͛̿а͊̐͘д͒͝ӝ́͒̚а̓̓̓х̐̓̚е̓͌̕д͑͋͑а̀͌͝м̒̽̕.̒̐̓

К утру мы зачистили еще двадцать три укрепрайона афганцев. Моих девушек не было ни в одной.

* * *

Просыпаюсь со страшной болью во всем теле. За ночь прочесали весь южный горный район, но девушек не нашли. София ищет в России, но следы похитителей обрываются под Москвой. Градгроба поперек! Так, стоп. Берем себя в руки. Поэтому макаронники с англичанами и молчат. Этого они добиваются. Чтобы я метался, бесился, делал ошибки, может быть, споткнулся на ровном месте и шею себе свернул. Когда же похитители объявятся, я буду уже на всё согласен, на любые условия. Как бы не так! Я буду готов только вам кадыки вырвать, сволочи!

Рядом на раскладушке, закинув на меня обнаженную ногу, лежит Бестия. На ней только майка и трусики. Вся взъерошенная, глаза усталые после бессонной трудовой ночи, но горят ласковым огнем, как у прирученной кошки.

— Перунчик, мы найдем их, — гладит спецназовка ладонью мое лицо. — Найдем твоих женщин.

Поворачиваюсь, мы оказываемся лицом к лицу.

— Давно поняла?

— Сразу, по прядям, — кивает она вниз. Прослеживаю взглядом. И правда, все еще сжимаю в кулаке локоны. — Завидую им. Зачистить сотни террористов ради них. За одну ночь. Никто другой из мужчин на такое не способен.

Она задирает майку, берет мою руку — ту, что без локонов — и притягивает к своей груди. Пальцы задевают сосок, меня прошивает током. Чувствую, как кожу девушки покрывают мурашки. Она готова утешить меня всеми способами. Да, ради таких женщин стоит убивать террористов.

— Это еще не всё, — говорю. — Сотен будет мало.

Отрываю руку от нежной мякоти. Рывком вскакиваю и иду к пролому в стене. Девушка вздыхает, с грустью провожая меня.

Пока хватит вылазок. Бессмысленно рыскать по кишлакам и подгорным норам. Похитители скоро сами объявятся. Я же пока должен медитировать. Если успею подлечить астральное тело, хотя бы до еще одного фрактала, то уже время не зря потрачу.

За моей спиной раскрываются черные крылья. Оттягиваю штору с пролома и ныряю в рассветные лучи.

* * *

Мишель выглядывает из окна «клуба». Тонкий силуэт вырисовывается на высокой крыше минарета. Судя по сидячей позе, Перун медитирует.

— Разве правильно его оставлять одного? — от беспокойства латинка ломает пальцы. — На такой верхотуре?

— Ему пришлось туда забраться, чтобы пигалицы, как ты, не мешали, — бурчит Бестия. Свои же собственные слова отзываются внутри болью — ведь она сама такая же! Пыталась завести Перуна, когда у него горе. Вот же бестолковая!

— Пришла обзываться? — спрашивает латинка.

— Нет, обрадовать, — фыркает спецназовка. — Ночью мы зачистили южное предгорье от крупных вооруженных формирований. Дороги пусты. Можешь убираться восвояси. Братик, поди, заждался.

— Вот как, — насупливается вдруг Мишель. — Спасибо, я сообщу девушкам и попрошу у командира Ливера сопровождение для них.

— Для них? — Бестия замирает. — Сама-то тоже уберешься, надеюсь?

— Уберусь, — кивает кинозвезда. — Но чуть попозже.

Мишель снова смотрит на молодого юношу, сделавшего для нее так много. Ее спасителю сейчас тяжело. Случилось что-то страшное. Те волосы в шкатулке — символ ужасного действия. Она обязана бросить хоть немного света на черную полосу в жизни Перуна. Хотя бы попытаться…

Резко латинку хватают сзади за волосы. Мишель вскрикивает. Подсечка сбивает с ног — и ее лицо оказывается прижато к грубому камню пола. Позади слышатся крики медсестер.

— Слушай сюда, дрянь, — шипит Бестия актрисе в ухо. — Попробуешь навязаться ему — я тебя в окно вышвырну. Усекла?

Мишель шипит от боли — край гранитного булыжника дерет щеку. Струйка теплой крови бежит по застрахованному на миллионы реалов лицу.

— Швыряй, — рычит латинка. — Прямо сейчас. Как раз скрасишь Перуну медитацию.

После этих слов ее резко отпускают. Удаляющиеся шаги оповещают о том, что Бестия решила воздержаться от представления.

* * *

На экране компьютера — сам главнокомандующий армией, великий князь Николай Николаевич.

— Хорошая работа, Аяно. Мне доложили, что вы полностью очистили юго-запад от гарнизонов шаха. Я знал, что не зря послал тебя ближе к Георгию.

— Благодарю за похвалу, Ваше Высочество, — Аяно готова со стыда сгореть. Чертов Перун! Даже через начальство ее достал. У-ух, бесит!

Князь становится серьезным.

— Аяно, разведка докладывает — шаха нет в Кабуле.

— Где же он, Ваше Высочество? — Аяно в замешательстве.

— В долине Кирзу, — вздыхает Николай. — Мы выступаем на юго-восток, прихвачу Скомороха и остальных твоих «зорь». Сама следи за долиной. Если шах сделает хоть шаг из нее, не упусти. Сами туда не суйтесь. Брать Кирзу будешь с артиллерийской поддержкой и корпусом Мечей. Неизвестно, насколько большой гарнизон охраняет шаха. Там целый город под горой, армия запросто поместится.

Японка кивает и задумчиво оглаживает мундир. Ее больше пугает, не количество врагов, а как она поведет в бой свою команду. Перун имеет на нее странное влияние. Одно его слово пугает и приводит в трепет. Всю ночь он таскал батальон Мечей от одной огневой точки к другой, а она лишь могла смотреть на его носорожий рог и представлять с ним всякие непотребства. Когда же Аяно собиралась с духом возразить, Кот сразу находил веские доводы, почему Перун дело говорит, и мальчишка представлялся стратегическим гением, а японка — курсанткой-двоечницей. Причем никто не жаловался. Али, Бестия, Вендиго, Ясна и остальные — безмолвно тащились туда, куда велел этот монстр.

— Аяно, уснула что ли?

— Да, то есть нет, — спохватывается девушка. — Есть наблюдать за долиной.

* * *

Я держу в руках новую переданную шкатулку. Сердце гулко стучит. В этот раз внутри могут лежать отсеченные пальцы или уши. Но ломаться некогда. Не первокурсница на свидании. Справлюсь с любыми последствиями.

Перекидываю крышку — и выдыхаю. Внутри лишь записка. Маленький прямоугольник белоснежной бумаги. А на нем одно слово, черным по белому:

«Кирзу».

Глава 16. На пороге

— Соболезную вашему горю, уважаемая София, — вежливо кланяется Ма Хун, посол Китая. — Мое сердце всегда радовалось при взгляде на достопочтенную Светлану.

— Благодарю, Ма Хун-гун, — кивает княгиня.

«Гун» являлся дворянским титулом и примерно соответствовал русскому